Фея держала в руке золотую нить, когда ее настигла стрела.
Столько темноты и света. Неужели это они и называют смертью?
Нить выскользнула из пальцев, когда Фея вернулась в породившую ее стихию. Тоненький журчащий ручеек забрал последнюю искру ее жизни.
Сестры тоже погибнут, и в этом виновата она. Это последнее, о чем она подумала, дальше сознание стало таким ясным и текучим, что его не смогло бы удержать ни одно тело.
– У тебя ведь есть мое перо, так? – крикнул он Лиске. – Проведи по нему пальцем три раза, если он будет плохо с тобой обращаться, – и я буду тут как тут. Разумеется, ты можешь позвать меня и просто когда соскучишься.
– А если я буду плохо с ним обращаться? – спросила Лиска.
– Ну… на это могу только надеяться.
– Погибнуть от бомбы с самолета, спроектированного собственным отцом, – задумчиво повторил он. – Горькая ирония судьбы, правда?
Что и говорить, не таким они представляли себе прощание с Москвой. Кто бы мог подумать, что они будут трястись на булыжной мостовой, лежа на красном похоронном шелке. Джекоб пытался угадать маршрут и настраивался сыграть мертвеца каждый раз, когда карета останавливалась. Оборотень хорошо выбелил их лица пудрой и, в дополнение к трупу в карете Брюнеля, сунул между гробами для запаха трех дохлых кошек.
Со дня спасательной операции карлица появилась на людях впервые. Для надежности прикрытия она велела положить в один из гробов самый настоящий труп, который по ее просьбе оборотень тут же продемонстрировал Брюнелю. На вопрос Джекоба, нет ли среди ее многочисленных поклонников директоров похоронных агентств, Ахматова загадочно улыбнулась.
С некоторых пор один взгляд Уилла заставлял сердце Неррона трепетать.
«Альберт Ханута, охотник за сокровищами. Все еще в поиске» – такую надпись хотел бы видеть Ханута на своем могильном камне. Он приносил Джекобу набросок, чтобы тот проверил его на предмет орфографических ошибок.
Сильвен бросился изучать нравы анархистов. Мальчик с конюшни Барятинского вспомнил для него все лозунги, которыми те пачкали московские стены. Один из них Сильвен собственноручно вывел на фронтоне барского свинарника. Когда Джекоб застал его за этим занятием, канадец перечислил ему все здания Нью-Йорка, где он оставил похожие автографы. Сильвен Калеб Фаулер был полон сюрпризов.
– Осторожнее с ним, – шепотом предупредил Неррон. – Он может становиться невидимым. Правда, Семнадцатый? – Гоил протянул руку и поводил ею в воздухе. – Теперь вас нельзя даже потрогать. Вы дурное воспоминание, не более. Кошмарный сон.
Шестнадцатая все еще стояла в дверях, прикрывая ладонью щеку.
– Он ушел, Каменнокожий, – объяснила она и тут же стала стеклянной, как и ее брат.
– Гоилы утверждают, что один из них прострелил сердце Джекобу Бесшабашному. Но я не вижу шрама, следовательно, это ложь?
– Это правда, – ответил Джекоб. – Выстрел оказался метким, хотя шрама действительно не осталось.
– И как вы выжили?
– Я не выжил.
