Мало того, юрские блохи, сообразно со статусом периода, – гигантские, до 20,6 мм длиной!
Получается, для вымирания динозавров было нужно не так уж много – конец буквально нескольких видов в каждом отдельном регионе (как обычно, на всё нужна поправка – по всем фаунам до конца мела дожило больше сотни видов динозавров). Темпы исчезновения были практически те же, что и в предыдущие эпохи, но разнообразие слишком мало. Собственно, отсюда вырастает идея, что главной проблемой динозавров в конце мела было не вымирание, а не-образование новых видов. А новые не возникали из-за сверхконкуренции гигантских форм. Идеальные конкуренты, отточившие свою приспособленность до идеала, не давали возможности развиваться никому другому, а сами погрязли в специализации так, что конец всей группы был неизбежен.
Конечно, сверхконкуренция динозавров не имеет отношения к вымиранию планктона в морях, так что и её не стоит возводить в ранг главной, единственной и неповторимой.
Зуб пургаториуса, конечно, сильно отличается от зубов современных приматов, но странно было бы ожидать полного сходства при древности 66 миллионов лет. Так, у него высокие острые бугорки, видимо, предназначенные для разгрызания насекомых, но есть и уплощённый участок, который мог быть полезен при жевании фруктов. Конечно, по одному зубу, что бы ни говорил в своё время Ж. Кювье, построить портрет пургаториуса невозможно, но у нас есть более полные останки его родственников из палеоцена. Благодаря им мы знаем, что это был зверёк размером с современного долгопята, то есть с ладонь, жил он на деревьях и умел достаточно бодро прыгать по веткам. Эти свойства – всеядность и древесность – задали все наши особенности, всю нашу человечность. В общем-то, на этом месте можно было бы закончить книгу, так как человек по палеонтологическим меркам фактически возник, но, думается, не все поймут такую концовку, так что стоит всё же сделать пару пояснений (и на всякий случай третью часть книги про кайнозой).