Предисловие к слову
Поэт интенсивной малой формы, сопрягающий далековатые идеи и образы, Пётр Чейгин — один из самых ярких авторов своего поколения. Неологизмы, вариативность ударений, ассоциативные скачки и опущенные логические звенья, сшибка слов и смыслов — таковы отличительные черты его поэтики, парадоксально сплавляющей воедино традиции Тютчева и Хлебникова. Пётр Чейгин родился в 1948 г. в Ораниенбауме (Ломоносове). С 1955 г. жил, учился и работал в Ленинграде. Первая публикация — в самиздатовской антологии «Живое зеркало» (1974), официальная — в легендарном сборнике «Круг» (1985). Член «Клуба-81». Автор шести поэтических книг: «Пернатый снег» (2007), «Зона жизни» (2007), «Третья книга» (2012), «И по сей день» (2013), «То ты еси» (2014), «Ижорская скамья» (2017). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2007), Международная отметина имени отца русского футуризма Давида Бурлюка (2013), лауреат премии «Русского Гулливера» «За вклад в развитие современного поэтического языка» (2014). Живет в Санкт-Петербурге.
Возрастные ограничения: 16+
Год выхода издания: 2021
Издательство: Новое литературное обозрение
Серия: Новая поэзия
Бумажных страниц: 81
В этой серии
Cosmopolitan
18+
Цитаты6
Киваю на дерево в коме,
что кралось за мной, отступая,
то берегом сношенным, зная,
что май затерялся в соломе.
То томом, ободьями глины
занеженным горем потопа...
Глаголов плакатные спины
торчали из чресел окопа.
Свисти в свою гильзу, солдатик.
Ты вычерпал порох атаки,
и ворон расклёвывал даты
на камне, топорщились знаки
грехов на ружейном прикладе...
Рубашка сбежала от тела
на голос в увечной прохладе
и рифма её не задела.
И скатка хвостом заиграла
в твоих городах огорчённых,
где милая маятник крала
у жизни твоей запечённой
и Солнце пехоту алкало.
что кралось за мной, отступая,
то берегом сношенным, зная,
что май затерялся в соломе.
То томом, ободьями глины
занеженным горем потопа...
Глаголов плакатные спины
торчали из чресел окопа.
Свисти в свою гильзу, солдатик.
Ты вычерпал порох атаки,
и ворон расклёвывал даты
на камне, топорщились знаки
грехов на ружейном прикладе...
Рубашка сбежала от тела
на голос в увечной прохладе
и рифма её не задела.
И скатка хвостом заиграла
в твоих городах огорчённых,
где милая маятник крала
у жизни твоей запечённой
и Солнце пехоту алкало.
С Чаадаевым чай пережить
И крыжовником март распатронить
Вечным паспортом Космос лежит
В человечину воздух зароет
На поляне оглохнет сачок
Скользкий ветер затянет поклажу
Вынимай же из водки сучок
Что мне жалко — так мельницу нашу
И крыжовником март распатронить
Вечным паспортом Космос лежит
В человечину воздух зароет
На поляне оглохнет сачок
Скользкий ветер затянет поклажу
Вынимай же из водки сучок
Что мне жалко — так мельницу нашу
Что он?
Не вынес моих целлофановых звёзд
в зачехлённой простуде Кузнечного рынка?
Безумие падает клином берёз.
Летнего гнезда беличья рюмка.
Блуждая стадами приблудных полян,
я был перекопан шестёрками ветра.
Но вот на семнадцатой виден изъян —
печать дирижабля прошлого лета.
Как он вытекал из гортани Стрельца
и дул на дриады на пальцах Белухи.
Он — вычурный, кормленый гнётом чтеца,
отстал и остался числом на поруки.
Неверная спичка согрела окно.
Кто встретил моё отраженье на ветке
Зарёю кулис и укором «Мерло»?
Не вынес моих целлофановых звёзд
в зачехлённой простуде Кузнечного рынка?
Безумие падает клином берёз.
Летнего гнезда беличья рюмка.
Блуждая стадами приблудных полян,
я был перекопан шестёрками ветра.
Но вот на семнадцатой виден изъян —
печать дирижабля прошлого лета.
Как он вытекал из гортани Стрельца
и дул на дриады на пальцах Белухи.
Он — вычурный, кормленый гнётом чтеца,
отстал и остался числом на поруки.
Неверная спичка согрела окно.
Кто встретил моё отраженье на ветке
Зарёю кулис и укором «Мерло»?
