древних текстах множество свидетельств того, что китайцы той поры вполне осознавали лингвистическое разнообразие своей страны.
В древних текстах множество свидетельств того, что китайцы той поры вполне осознавали лингвистическое разнообразие своей страны.
ответов на эти вопросы. Но, опираясь на подобные свидетельства, можно заключить, что правовая культура китайцев никогда не обособлялась от мира духов целиком и полностью, а действие закона распространялось не только на людей, но и на призраков. Соответственно, в ритуальных и религиозных текстах той эпохи можно найти административно-правовые обороты; в частности, к духам было применимо обращение «мой господин» и их можно было призвать к подчинению, ссылаясь на законы или ордонансы. Эти обыкновения надолго вошли в практику китайской народной религии.
Ли Куй (V в. до н.э
В китайской литературе есть даже особый стихотворный жанр, который называется юэфу («песни музыкальной палаты»): его название происходит от государственного учреждения, основанного ханьским императором У для каталогизации народных песен. Позже эти образцы традиции
В сердце древнекитайской философии музыки лежало убеждение в том, что существует фундаментальное соответствие между музыкальной эстетикой, природными процессами и в конечном итоге вселенской гармонией: то, что
в китайском языке родилось чудесное словосочетание, обозначающее очень близких друзей: их стали называть «знатоками звуков». «Люди одной тональности», как именует их в своей версии перевода этих слов Кеннет Девоскин, — это по-настоящему родные души. Кстати, классическая китайская поэзия нередко апеллирует к близким друзьям или
правителю, на самом деле его средоточием выступают хорошие манеры и подобающая изысканность, практикуемые в повседневной жизни. «Ритуал дает людям почву под ногами. Утратив ее, они спотыкаются, падают, тонут. Если не обращать внимания на мелочи, возникает большой беспорядок. Таков ритуал» («Сюнь-цзы», 27.40)
Конфуций.) Чжу Си и его последователи перефокусировали внимание с конфуцианского «Пятикнижия» на тексты, которые позднее стали называть «Четверокнижием» («Сы шу»): «Лунь юй», «Да сюэ», «Чжун юн» (еще одна глава из «Ли цзи») и «Мэн-цзы»
отказывалась есть неправильно нарезанное мясо. Считалось, что сбалансированное питание во время беременности приведет к рождению ребенка, которому будет присуще чувство гармонии. Открытый в начале 1970-х гг. текст эпохи Хань под названием «Книга о зачатии плода» («Тайчань шу») рекомендует есть коконы гусениц или пить зелье, в состав которого входит собачий пенис, чтобы родить мальчика; есть мясо черной курицы, чтобы родить девочку; кормить беременную женщину мясом кобылицы, чтобы ребенок быстро рос. Согласно одной из метафор, описывающих погружение ребенка в нравственно доброкачественную среду, «с детьми нужно обращаться с тем же тщанием, с каким красят
сущности, разницу во взглядах Мэн-цзы и Сюнь-цзы нужно искать не в сути сказанного ими, а скорее в расстановке акцентов. Оба согласны с тем, что любого человека можно сделать лучше, что всякий теоретически способен стать мудрецом. У всех нас есть сердце-разум, которое сортирует наши устремления и руководит ими. Оба философа признают необходимость социализации через обучение. Расхождения же касаются того, что выдвигается на первое место — природа или воспитание. Мэн-цзы считает, что врожденное добро нуждается лишь в побуждении, это скорее спонтанный продукт; по мнению же Сюнь-цзы, чтобы цивилизовать людей и отвратить
