All things pass.
Love and mankind is grass.
Ничего не останется.
Ничего: мы трава, мы куда-то тянется.
Она прилегла
оттого, что устала,
а когда она встала,
оказалось, что умерла.
И никто не знает, как это вышло.
Такие дела.
(Бывает, я думаю, как это бывает,
Когда твою душу у тебя забирают,
Но все, что мне видится, — больничная регистратура:
Вы такая-то?
Нет, я — Скорпион.)
Сядь мне на сердце, радость моя —
Прижми его, чересчур разлетелось.
Но я могу и утопить нахала,
Решившего нырять не тут, а где попало.
Такие тонут быстро (или долго,
Когда ты вертишь их туда-сюда из чувства долга)
Старайся, сказали ангелы, кто высоко забрался,
Тот хорошо старался.
Сделай усилие — и будешь как мы,
Или немножко ниже чем мы,
Или еще на ступеньку ниже,
На долю зерна темней,
Так темно, что едва ли вижу,
Но ты постарайся сильней.
Нет, не такое Создатель имел в виду,
Когда прописывал на земле ерунду —
Всякую тварь в сообразном теле —
И умилялся, когда росли и толстели.
Она как роман, в котором ни буквы
Он был барашек, а теперь баранина,
И я морально ранена
В мусорных баках, в объедках, в кошке с ее клубком
Перемещается Бог, он идет прямиком,
