Жизнь – она для таких вещей слишком маленькая. Слишком узенькая, что ли, чтобы вот так в нее все грузить. Это же не стиралка! Она от этого мертвого груза в два счета сломается!
А тут из-за какой-то глупости и так молчать? Да не стоит оно того. Главное, чтобы тот, кого ты любишь, был жив. Вот что важно.
Конечно, помог бы. Как и ты – ему. Но есть вещи, которые от нас не зависят. Просто происходят, и всё, хотим мы того или нет.
Я не хотел этого знать. Не сейчас. Никогда. Мне же только-только тринадцать! Детям, пусть даже большим, запрещено, не положено такое знать. Как человек, живой и здоровый, самый любимый на свете, моментом превращается в пыль. Вот только он бежал и смеялся, и вдруг – какая-то пыль. Такого не может быть! Нет, нет и нет. Должно же хоть что-то остаться!
Хотя бы ваза. Я теперь понимаю, почему мама так кричала. А ведь от бабушки еще могила осталась. А от папы вообще ничего. Все наши вещи сгорели. И он тоже.
Мама его кремировала. Сказала, что папа сам так хотел, но я не верю. Вообще, да? Он жить хотел! Любить маму, растить близнецов, играть со мной в футбол, а не стоять на полке. Она его в кувшин высыпала после всего. Высыпала моего большого двухметрового папу в кувшин, как какого-то дурацкого джинна. Разве такое можно понять?
Нельзя. Я до сих пор не понимаю. Каждое утро открываю глаза и, еще не проснувшись, представляю, как он сейчас войдет. Как ни в чем не бывало! Войдет и скажет «привет». Сядет
выронил. Случайно или нет, я уже не осознавал. Просто заметил, как один из них на меня бросился. Думал, вожак первым рванет, но нет – кто-то сбоку.
Еще успел почувствовать… Как будто что-то ухнуло внутри. Такое: «Всё!»
И сразу этот звук. Не то визгливое, не то лающее – «ай-яй-яй». Спасите-помогите – у него это как-то так называется.
Неужели…
Он бросился ко мне, как нашкодивший щенок. А я все не мог понять – кто это, что это? Потом уже почувствовал – вот это сверхдрожание. Ну понятно. Я не трус, но вас боюсь. Небось сидел где-нибудь под кустом, высматривал. А когда прижали – пришел сдаваться.
Но я понимал, конечно… Это ради меня все. Он на помощь прибежал. Завалился внаглую на ногу и сидит. Хоть бы голову повернул!
И вожак такой – о-па! Даже пасть открыл от удивления. Не знаю, может, у них в стае не принято такое геройство. Может, оно у них глупостью называется?
«Албастый!» – я хотел как-то его утешить. Сказать, чтобы не боялся. Он и правда – весь колотился, бедный. Но глаза не опускал! Я хоть и не видел, но чувствовал – куда он смотрит. И еще так – на высокой ноте поскуливает. Просил, что ли? Или, наоборот, грозился!
Я стоял как помешанный – только глазами вращал. Тела вообще не чувствовал. А вот шкуру эту бродячую – да. Горячую. Такую родную!
Он снова рядом. Сидит, всем телом прислоняется. Как будто и правда защищает.
Я понимал, конечно, что нет. Сейчас они нас обоих сожрут и следов не оставят. Но разве в этом дело? Главное, что он мой. Вернулся за мной. Он меня не бросил!
Где-то внутри слезы кололи мне щеки. Давили на глаза. Но я уже и без них почти ничего не видел. Только повторял: «Ты меня не бросил. Не бросил».
Албастый, конечно, сразу почувствовал. Вот это мое, внутреннее. На мгновение повернулся и так еще задышал – часто-часто – как будто ухмыльнулся: «Ага. Размечтался!»
– Спасибо! – прошептал я.
Все так смешалось – и вой, и гром, и то, как угрожающе скрипели сосны нам вслед
– Албастый? – шепнул я. – Может, пойдем, пока они нас не увидели?
Он повернул голову и посмотрел на меня, но как будто мимо. Я уже и забыл, какой он – этот его по-настоящему волчий взгляд.
– Что? – прошипел я. – Пошли, говорю! Хочешь, чтобы нас съели?
На самом деле я понимал. Не головой, нет. Эмоциями. Я понимал, чего он так смотрит. Он впервые увидел своих. И сразу их узнал.
Конечно, у него шок. Или как там эта ерунда у волков называется? Озверение? Вот даже не представляю, что бы со мной было, если бы я рос среди волков, а потом вдруг людей повстречал. То-то у Маугли крыша поехала, когда он ту индианку встретил.
А тут как раз Степан пришел – меня проведать. Я ему показываю, мол – Албастый что-то съел не то. Может, ему уголь дать? А Степан как захохочет. Говорит, это он тебя покормить решил.
Фу, да? Но оказывается, у волков так принято. Они своих болеющих сами подкармливают. Съедают мясо, а потом назад его – непереваренным – чтобы больному все витамины достались.
«Можно я сегодня переночую у Коли?» Ну, или у Оли, если бы я был постарше. В общем, мама хочет, чтобы я всю жизнь был при ней. А я что? Я – мужчина. Мне сам бог велел покорять новые горизонты. А какие могут быть горизонты, когда мама их собой загораживает?
