в салонах немного попахивало тиной, но запах за три или четыре месяца выветривался, после чего автомобили продавались по цене немного ниже рыночной. Многие автосалоны в стране ими торговали.
– Это были законные операции?
– По немецким законам не знаю, у них за махинации со страховкой судят строго, но раз никто не был осужден, значит, все чисто было. А наше законодательство вы знаете лучше меня.
– И сколько автомобилей было таким образом продано?
– Несколько сотен. Может быть, тысяча или даже больше, но это были авто престижных марок и моделей. Я знаю, что с каждой машины муж имел от пяти до десяти тысяч долларов чистого дохода. А сколько получали другие, его не интересовало.
– Это муж поделился с вами такой информацией?
– Нет, мы ни разу не говорили с ним на эту тему…
– Гасилов рассказал?
Вероника напряглась. И начала краснеть.
– Почему вы задали этот вопрос? – спросила она.
– Вы же у него работали, насколько мне известно. Кто вас к нему устроил?
– Урсула Крафт. Она хотела познакомить меня с Ракитиным. Попросила его взять меня переводчиком, а он ответил, что и сам неплохо говорит по-немецки. Потом Урсула на встрече будущих компаньонов предложила то же самое Гасилову, и он сразу согласился.
– Какое впечатление произвел на вас Ракитин, когда вы познакомились?
– Позвольте не отвечать.
– Не отвечайте, если не нравится вопрос.
Вероника задумалась и ответила, глядя мимо Евдокимова:
– Я полюбила его сразу, с первого взгляда
Дорога нырнула в ночной лес, густые ели нескончаемой темной стеной тянулись вдоль обочины, пятно белого света бежало впереди автомобиля, выхватывая на мгновение то километровый столб, то редкие просветы, за которыми едва угадывались склоны лысых холмов, припорошенные россыпью бледных звезд, готовых раствориться в скором июльском утре.
Недавно сделанная прическа – результат посещения хорошего мастера.