была красивая, худощавая, держалась скромно и страшно интеллигентно, почти незаметно. Но вместе с тем по некоторым нюансам стало понятно, что своего бесшабашного, горластого, смелого мужа, одно имя которого заставляет трястись от страха жуликов на всем Северном Кавказе, она держит в своих цепких коготках и дома командир она. У старого офицера и педанта, строгого и воспитанного Якунина жена, наоборот, казалось простоватой и разбитной. Полная, говорливая, обаятельная и веселая, она умела сосредотачивать на себе внимание
«АМО» жужжал мотором. Двигатель чихал, но продолжал тянуть. Город остался позади, и машина катила в степь по разбитой пыльной дороге, обгоняя редкие крестьянские телеги.
– Куда везешь, гражданин начальник? – хмуро осведомился Шкурник, уже выучивший положенное ему по статусу обращение.
– А тебе не все равно? – усмехнулся Васильев.
– Куда?! – яростно прохрипел Шкурник, дернувшись и напрягаясь, снова пытаясь порвать оковы.
– Скоро узнаешь. Но вряд ли обрадуешься…
Машина проехала на территорию стрелкового полигона, которым по договоренности пользовались местные военные, а также милиция. Сейчас тут было пусто. Рвы, полоса препятствий.
К одному из рвов и повели убийцу. Замыкал шествие оперативник с лопатой на плече.
Шкурника поставили на краю рва. Васильев встал напротив него и произнес:
– Если говорить ты отказываешься, то толку от тебя больше нет никакого. Поэтому от имени трудового народа приговариваю
Глава 23
1928–1929 годы
Страна переходила на новые рельсы. Это ощущалось везде. Над головой теперь летали аэропланы, еще недавно казавшиеся большинству населения России или чудом, или смертным грехом – потому как по небу летать только ангелам положено. Почта работала как часы. Беспризорников почти не осталось. Вольностей становилось меньше, а контроля больше, что сулило дальнейшие трудности в разбойном ремесле. И Бекетов не раз длинными темными вечерами раздумывал о своем будущем.
С одной стороны, понятно, что слишком затянулся его бандитский промысел. Времена настают иные. С другой стороны, он не представлял, чем сможет заняться в этой жизни. И вообще, что это за жизнь без «микстуры», без «забоя», без криков «барашков»? Без ощущения себя каким-то высшим существом, которое может подарить, а может и отнять жизнь другого человека. Знал он себя хорошо. Понимал, что без «