Если общая форма познания — распадение на субъект и объект, на представление и волю, то безусловное покрывает и волю, и представление.
, что в воле приходит и уходит, озаряет и гасит, — то сущность. То же, что, оставаясь неозаренным извне, угнетает стихийностью хаоса, — не есть сущность.
Идея — ступень объективизации воли. Воля — глубочайшее начало бытия
Познание, совершающееся в процессе символизации, есть познание гениальное, по Шопенгауэру.
Бессознательное, по Гартману, лежит глубоко в природе человека. Оно никогда, не ошибается.
Цветаева утверждала, что псевдоним — это подсознательное отречение от преемственности, потомственности, сыновности, отказ не только от отца, но и от святого, под защиту которого поставлен, и от собственного младенчества, и от матери, знавшей Борю и никакого «Андрея» не знавшей, отказ от всех корней, то ли церковных, то ли кровных.
Каждый литературный псевдоним прежде всего отказ от отчества, ибо отца не включает, исключает.
… Я не мог не научиться любить в Соловьеве не мыслителя только, но дерзновенного новатора жизни, укрывшего свой новый лик под забралом ничего не говорящей метафизики»
новое искусство в основе своей религиозно, это теургия — магия, с помощью которой можно изменить ход событий, «заклясть хаос», подчинить себе при помощи слов. Высшая цель символизма — это цель культуры — сотворение нового человека.
«Каждый литературный псевдоним прежде всего отказ от отчества, ибо отца не включает, исключает. Максим Горький, Андрей Белый — кто им отец?» — писала Марина Цветаева в очерке «Пленный дух», посвященном Белому
