наиболее «отличилась» в этом отношении гробница Ченти II, имеющая два скальных помещения и пять погребальных шахт. В ближнем ко входу помещении (размером всего 4,5 × 1,6 м) в ходе расчистки был обнаружен большой очаг, сложенный из сырцовых кирпичей разного размера, по-видимому взятых из древних сооружений (если бы их сделали специально для очага, они были бы одинаковыми). Очаг имел форму подковы (1,5 × 1,3 м) и сохранился на высоту трех кирпичей. Внутри оказалось множество керамических черепков, главным образом, от большой жаровни и винных амфор Римского времени. Размер жаровни вполне соответствовал поверхности печи, и мы предположили, что первоначально она располагалась сверху. Так получалась большая поверхность для приготовления пищи, под которой оставалось место для огня и дров. Следы копоти на жаровне догадку подтверждают.
Вот так одно из помещений гробницы Ченти II превратили в кухню, а его стены покрыли грубой штукатуркой на основе ила и соломы. Этот слой полностью скрыл рельеф на западной стене, выполненный в виде ряда «ложных дверей». В другом помещении этой гробницы — западном — жители тоже выровняли стены, так что первоначальное оформление в виде «ложных дверей» с имитацией свернутой циновки над ними («барабаном») не было заметно. Когда для съемки архитектурного плана гробницы Ченти II в 2011 году понадобилось высвободить из-под поздней обмазки оригинальные рельефы, рядом с таким «барабаном» «ложной двери» была сделана неожиданная находка.
уже несколько раз говорили, что скальные гробницы, высеченные в эпоху Древнего царства, поменяли свое назначение в I–II тыс. н.э. — они были заселены, из мест захоронения превратившись в жилища. Практически во всех гробницах, независимо от наличия внутри рельефных изображений, присутствует толстый слой копоти на потолке (как в гробницах Ченти I и Хафраанха) или еще и на стенах (в гробницах Персенеба, Перинеджу, Ипи, Хуфухотепа, GE 17 и GE 49). Жителей нисколько не смущало первоначальное назначение помещений. Они вбивали в стены гвозди, закладывали входные проемы или, наоборот, делали отверстия, вставляя в них оконные рамы. Часть всего этого сохранилась и до нашего времени.
Некоторые шахты (особенно в гробнице GE 17) использовались как свалки бытовых отходов: они содержали огромное число костей животных и битую керамику Римского, Византийского и Арабского периодов, среди них оказалось некоторое количество привозных сосудов. Селились здесь и позже, а на месте бывшего лагеря Вайса, как вы помните, даже был отель. Благодаря записям К.Р. Лепсиуса мы знаем имя одного из местных гробничных обитателей — «водоноса Ибрагима», занявшего гробницу Ипи после Кавильи. Надо сказать, что население достаточно терпимо относилось к рельефным изображениям — по крайней мере, в наших гробницах нет столь явных повреждений человеческих фигур, которые можно наблюдать на некоторых других древнеегипетских памятниках, например, в храме Рамсеса III в Мединет-Абу (западные Фивы), изображения царя и богов в котором испортили христиане-копты, приспособившие языческий храм для молебнов.
Сегодня скальные гробницы, в которых жил Питри (их часто объединяют под именем «гробница Питри»), находятся на территории российской концессии. Они были известны К.Р. Лепсиусу и имеют свои номера — LG 65, LG 66 и LG 67. Первая гробница принадлежала некоему […]ху. Хозяин второй часовни неизвестен: на входе сохранились лишь небольшие фрагменты его изображения и фигура жены. Хозяином третьей был врач по имени Уа. В 2015 году мы расчистили две основные гробницы, где жил сам Питри, и в ходе подготовки к раскопкам сделали их планы и 3D-модели. Все деревянные детали, конечно, исчезли — нет ни двери, ни полок, которые приладил молодой «Отец горшков» (мы уже говорили, что так впоследствии прозвали Питри за его любовь к керамике, важность которой для датирования археологических слоев он осознал одним из первых). Но углубления под полки остались, остались и ниши, в которых английский исследователь хранил припасы и оборудование, и даже, видимо, места для крепления гамака.
