Что милей всего на свете? Сон! Так, кажется, звучал ответ на одну загадку времен царя Соломона…
Хуже всего — невозможность выспаться. Молодой солдат не должен много спать. Желательно вообще. Это золотое правило в армии, по крайней мере, в нашей воинской части. Принцип, возведенный в абсолют.
Гусь, которому удалось поспать более двух часов подряд, это явный недосмотр сержантов. Поэтому мы постоянно пребываем в состоянии легкой прострации и недоумения. Силы наши всегда на пределе и их не хватает на организованное сопротивление.
Мы заняты постоянно. Мы занимаемся физкультурой, когда не учимся. Идем в наряд, если не укрепляемся спортом. И вновь учимся, заканчивая наряд.
Нам полагается свободное время, два часа в день. Минут
И тут же кто-то другой, более хозяйским и деловым голосом повелительно сказал: «Ну»!
Джаггер продолжил, а Панфил, мгновенно просекший фишку, подхватил вторым голосом:
— Есть только миг, за него и держись…
— Давай-давай, молодые, — поощрительно крикнул все тот же деловой голос, — жгите, черти!
Тут уже присоединился и я, стараясь брать, как можно ниже и не очень фальшивить. И мы втроем грянули:
— Есть только миг между прошлым и будущим…
А дальше, набрав воздуху в грудь, словно ставя на карту все:
— Именно он называется жизнь!..
Обнаружилось, что непоющий Чучундра вполне успешно посвистывает в нужных местах.
И пошло-поехало.
B едких клубах содового пара, полоща миски красными опухшими руками, мы с Панфилом заливались, словно демоны в аду. Чучундра
наряде ещё на сутки.
— Не то чтоб вы мне очень понравились, — сказал Федя, — но очень уж вы к труду неспособные, вас учить надо.
— Видимо все в этом мире имеет границы, и Федин гуманизм тоже. А безгранична лишь Вселенная, и то лишь на нынешнем этапе познания, — сообщил нам Чучундра.
B окно мойки просунулась шишковатая голова Джаггера и прохрипела так, словно ему уже прижигали пятки:
— Чуваки, давайте миски-ложки, карачун нам приходит! Давать было пока нечего.
Слова у Джаггера явно кончились, и тут я решил, что он рехнулся. Джаггер встал y судомоечного окна и вдруг, перекрывая шум и крики беснующихся стариков, громко пропел приятным хрипловатым тенором:
— Призрачно все в этом мире бушующем… — и сделал паузу. Столовая стихла.
Только кто-то из дедов сказал: «Ого!»
