условиях, скажем, резко ограниченной свободы он жил как свободный человек.
По сути, это была мощная вспышка ненависти к свободному, а потом трагедийному пониманию жизни со стороны людей не просто невежественных и консервативных, но морально глухих и душевно слабых, духовно трусливых. «Дряблый деспотизм» — так назвал Пушкин николаевский режим. Духовная дряблость — неизменный спутник деспотизма. Патологическая невозможность взглянуть в лицо жизни и порождает парадную культуру, мертвую, но активно хищную культуру. Страх — неизменный спутник деспотизма и с той, и с другой стороны. И потому клевреты деспотизма — люди, как правило, несчастные. (И — соответственно — озлобленные.) Речь тут может идти не только о страхе физическом, но о духовной неполноценности, которая отторгает деспота любого масштаба от мира и рождает болезненное недоверие к миру. А поскольку Бродский был и есть человек для здорового и свободного мира органичный и живущий в нем органично и свободно, то деспотизм — явление куда более серьезное, чем просто форма политического существования, — ощущал Иосифа как нечто враждебное и опасное.
Но, конечно, квинтэссенцией этой атмосферы было поведение судьи Савельевой — наглое, торжествующее беззаконие, уверенность в полнейшей своей безнаказанности.