Женщина пишет

Героини нового романа Бьянки Питцорно живут вопреки традиционным для начала XX века представлениям о месте женщины: они путешествуют, пусть и до соседнего города, зарабатывают честным трудом, пусть этот заработок и покрывает самые минимальные нужды, расстаются с возлюбленными, если те оказались их недостойны, а ещё ошибаются в мелочах и по крупному, но находят силы идти дальше — искать собственный вариант счастливой жизни. Быть свидетельницей этих поисков — настоящая читательская удача

Книга об опыте жизни в городе с точки зрения гендера.

«Будучи женщиной, я имею глубоко гендерно-специфичный опыт повседневного взаимодействия с городом. Моя гендерная идентичность определяет, как я перемещаюсь по городу, как проходит моя повседневная жизнь и какие опции мне доступны. Мой гендер — больше, чем мое тело, но мое тело — это то, посредством чего я переживаю опыт, где моя идентичность, история и места, где я жила, встречаются, взаимодействуют и оставляют свой оттиск на моей плоти. Это пространство, из которого я пишу. Это пространство, где мой опыт заставляет меня задаваться вопросами: «Почему моя коляска не влезает в трамвай?», «Почему я вынуждена выбирать безопасный путь домой, который на полмили длиннее опасного?», «Кто заберет моего ребенка из лагеря, если меня арестуют на протесте против „Большой двадцатки"?». Это не просто личные вопросы. Они приближаются вплотную к самой сути того, почему и каким образом большие города держат женщин „на своем месте“».

Одно из мерил хорошей книги для меня — чаще обычного делать мыслительные остановки вроде «как круто сформулировано, надо об этом подумать». И в книге Керн этого более чем достаточно. В тексте шесть глав: город матерей, город подруг, город на одного, город протеста, город страха и город возможностей. Важного я для себя нашла в каждой.

​​Отсутствие близкого человека влияет на нашу жизнь не меньше, чем его постоянное присутствие рядом. Английская поэтесса Шан Хьюз вернулась в родную деревеньку в графстве Чешир, когда умерла её мать и начала писать свой первый роман. Мать Марианны — главной героини получившейся в итоге книги «Перл» — исчезла, когда той было восемь лет. С тех пор не было ни дня, чтобы она не думала о причинах ухода матери и её невозвращении к семье — к мужу, дочери и недавно родившемуся сыну.

Ответ на вопрос «Почему?» Марианна искала в самых разных местах — в разговорах с отцом и полицейскими, в средневековых поэмах, прочитанных матерью, в оставленных ею вещах. Но каждая новая теория сначала в голове ребёнка, а потом и взрослой женщины, так и не получила необходимого количества доказательств. Утешение — только его она и искала всё это время.

«Я до сих пор временами мысленно разговариваю с мамой. Когда родилась Сюзанна, я искала ее глазами; я подняла взгляд от лица новорожденной дочери в поисках маминого лица, мне хотелось, чтобы она взглянула на нас и признала, что вот она — самая нежная и юная красотка в мире. Я хотела, чтобы она спела со мной. Я шарила глазами по сторонам и плакала. Акушерка спросила, типична ли послеродовая депрессия для женщин нашей семьи. Я сказала — нет. Только горе. Для женщин нашей семьи типично горе. Передаем из поколения в поколение, как иммунитет при грудном вскармливании. Как песню».

Книга, написанная от первого лица, ужасающе точно (а местами ужасающе красиво) описывает потерю и разные стадии её проживания. Как справедливо заметил обозреватель the guardian, тело Марианны старело, но её сердце и память застыли в моменте, когда она потеряла мать.

О горе написано множество текстов, но мне бы не хотелось, чтобы вы пропустили этот: Хьюз не драматизирует и не интригует, она едва слышно говорит о самых простых и самых важных вещах.

​​События «Вавилона», романа юной звезды фэнтези литературы и обладательницы двух магистерских степеней в области китаистики, разворачиваются в альтернативной версии Британии 1830-х годов, которая похожа на самую обычную империю с одной лишь разницей — вместо знакомой по учебникам истории промышленной революции произошла серебряная. Ход истории перевернули серебряных дел мастера — не чародеи и не волшебники, а студенты и преподаватели Вавилона — Королевского института перевода в Оксфорде. Только они способны с помощью удачно подобранных словесных пар из разных языков зачаровать серебряные пластины. Волшебный эффект от выгравированных на серебре слов создаётся за счёт проявления пластиной утерянных при переводе с одного языка на другой значений. Например, серебряная пластина с написанным на одной стороне китайским словом wuxing (бесформенный, бестелесный, скрытый) и английским словом invisible (невидимый) на другой, превратит человека в невидимку. От пластин зависит буквально всё: чистота канализации, безопасность транспорта, красота газонов и военная мощь — они способны решить любую из человеческих проблем, кроме смерти.

Главный герой — Робин Свифт — сирота из Кантона, все родственники которого умерли от азиатской холеры. От опасной инфекции 10-летнего мальчика спас мистер Ловелл — вавилонский профессор, внезапно появившийся на пороге его дома. Мужчина делает Робину беспрецедентное по щедрости предложение — уехать вместе с ним из Китая в Англию, где ему только и нужно будет, что учить латынь, греческий и мандаринский, чтобы поступить в Вавилон. Обо всех нюансах этого предложении Свифт узнает позже, а пока, опасаясь нищеты и скорой смерти, которые ждут его на родине, мальчик садится на корабль.

Почему профессор поехал так далеко, а не нашел одаренного сироту в Англии? Всё ради благополучия родной страны. Активировать пластины способны лишь те, кто в совершенстве знает хотя бы парочку языков. Ещё важнее, что привычные европейцам языки вроде английского и французского тесно связаны с друг другом и найти в них утерянные смыслы сложнее с каждым днём. А вот пары из английских и китайских или французских и арабских слов — это уже другой разговор. По сути студенты Вавилона неевропейского происхождения — ценнейший ресурс империи, укрепляющий её влияние. Работать на Вавилон для Робина, всё равно что предать родину. Ему и его друзьям-однокурсникам, индийцу Рами и гаитянке Виктуар, придётся сделать выбор: трудится на эксплуататоров, и иметь мнимые временные привилегии, или записаться в революционеры и бросить вызов влиятельным колонизаторам.

Сначала кажется, что роман Куанг — очередная версия «Гарри Поттера»: сирота — есть, магическое учебное заведение — тоже. Однако медленно, но верно все аллюзии исчезают. Вавилон — не школа чародейства и волшебства, а центр эксплуатации и жестокости. Британская империя в XX веке и несколько предыдущих столетий была страшнейшим врагом небелых людей по всему миру. Отличие книги Куанг от реального мира лишь в том, что британцы кроме вполне им привычных средств угнетения вроде опиума и работорговли, используют ещё и сверхъестественные — серебряные пластины, которые могут заставить траву быть зеленее, а рабов покорнее.

«Вавилон» далек от классического фэнтези. Серебряные пластины — безусловно, элемент магический, вот только меняют реальность они без лишних спецэффектов: на драконах здесь никто не летает, во времени и пространстве не путешествует. Не возникает сомнений, что Ребекка Куанг так упростила созданный ею мир намеренно, желая выразиться как можно яснее: когда магия попадает в руки тиранов, всё на что хватает их фантазии — расширить границы своей тирании.

​​​​Герои романа Рио учатся в Классической консерватории Деллакера на театральном отделении. Творческие поиски педагогов и студентов в этом учебном заведении ограничены миром, созданным Уильямом Шекспиром. Никакого «Кукольного дома» или «Пигмалиона», только «Макбет», «Ромео и Джульетта», «Гамлет», «Король Лир» и далее по библиографии. Героев семеро, но рассказывает их историю Оливер Маркс – студент Деллакера, знакомство с которым в первой главе происходит в тюрьме, где он провёл 10 лет за убийство. Детектив Колборн, расследовавший дело, просит бывшего заключённого рассказать, что же произошло на самом деле, интуитивно не доверяя его чистосердечному признанию.

Что случилось десять лет назад - главная интрига, которую Рио распутывает не торопясь. Пролог без спойлеров такой: главные персонажи – Оливер, Ричард, Мередит, Филлиппа, Александр, Рен и Джеймс – учатся на четвёртом курсе и готовятся к постановке «Юлия Цезаря». Сложностей с заучиванием текста нет – ребята буквально общаются на шекспировском языке на сцене и за её пределами, постоянно цитируя классика.
Фундамент конфликта между ними – негативные эмоции, которые они внезапно начинают друг к другу испытывать, и главные среди них – гнев и одержимость. Эмоции, словно вирус, переходят из текста в жизнь: соперничество и заговоры становятся частью реальной жизни однокурсников. Друзья то и дело ссорятся, ревнуют и даже умышленно наносят травмы друг другу, пока наконец одного из них не находят с проломленным черепом в озере.

Возможно, регулярное погружение в мир Шекспира, полный трагических сюжетных поворотов, не проходит бесследно. Когда из семестра в семестр приходится самозабвенно душить друг друга из ревности, предавать ради власти, подвергать смертельной опасности ради любви, не стоит удивляться, что однажды на газоне припаркуются полицейские. Граница между сценой и жизнью в романе Рио стирается постепенно, а под конец друзьям приходится играть новые и самые сложные в их жизни роли – невинных студентов без злых умыслов.

Критики, говоря о М. Л. Рио, часто вспоминают другую американскую писательницу и обладательницу Пулитцеровской премии – Донну Тартт, и её роман «Тайная история». Сходства и правда очевидны: закрытая школа, загадочное преступление и ненадёжный рассказчик. Превзошла ли Рио Донну Тартт я судить не берусь. Добавлю только, что, помимо писательства, М. Л. Рио занимается научной работой – не только изучает тексты Шекспира, но и аффективные расстройства. И в её мире мании и депрессии – такие же привычные части повествования, как неверные мужья и брошенные жёны. Герои Рио напряжены, безрассудны и не способны контролировать эмоции. Они знают наизусть реплики сотен персонажей, но не знают, как искренне выразить себя и своё отношение к друг другу и происходящему.

​​Роман «Под маской» обманчиво легкомысленный. Его главная героиня - Джин Мюир - работает гувернанткой в богатом семействе, но благородство и скромность, отличающие эту профессию в большинстве викторианских романов, ей не свойственны. Она стремится к личному благополучию, а в борьбе за собственное счастье готова на многое. В этом и есть её сила - до последнего надеяться, что любой трагический поворот можно превратить в выигрышный, если постараться. Такой героиней вряд ли кто-то сегодня запишет в ролевые модели, но если напомнить себе что вышла книга ещё в XIX веке, то не удивиться ее дерзости невозможно - просто Фигаро в платье.

​​До того как я прочитала книгу с заголовком «Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной», я думала, что в ней ставится под сомнение концепция счастья как единственного варианта жить эту жизнь. Типа обычно и нормально — это тоже ок, а не только счастливо, лучше всех и так далее. Однако огромнейшее значение как всегда имеет контекст. И в этом тексте он оказался совершенно другим.

Джанет Уинтерсон, известная на весь мир писательница, в самом начале своей жизни попала в приют — биологическая мать оставила ее. Переживание этой утраты и ощущение собственной нежеланности — основа книги и жизненного пути Уинтерсон.

В приюте Джанет пробыла недолго, ее усыновила английская пара из рабочего класса. Религиозная мать в депрессии и отстраненный отец — такое у Джанет следующие шестнадцать лет было окружение. Безопасность, принятие, покой — ничего из этого в комплекте с бумагами об усыновлении не шло. Никакая волшебная фея в сюжет не вмешалась и Джанет, растущая посреди запретов, неоправданных ожиданий и подозрений, превратилась в человека не способного в полной мере почувствовать, что значит быть любимой и как любить в ответ.

«Все те шестнадцать лет, что я прожила дома, отец либо отрабатывал смену на заводе, либо был в церкви. Такая у него была жизнь. Моя мать по ночам не спала, а днем пребывала в депрессии. Такая у нее была жизнь. Я ходила в школу, в церковь, гуляла по холмам или тайком читала. Такая у меня была жизнь. Я рано научилась прятаться. Не показывать, что у меня на душе. Скрывать свои мысли. Единожды решив, что я из чужой колыбели, моя мать только укреплялась в этом убеждении, что бы я ни делала. Она высматривала во мне признаки одержимости демонами».

Стоит ли говорить, что спасением для будущий писательницы стали книги. Это прямо какой-то отдельный литературный сюжет: героиня в беде — героиню спасают романы сестер Бронте. «Чем больше я читала, тем глубже училась чувствовать, тем крепче становилась моя связь с жизнями других людей. Я больше не была сама по себе» — хотя бы однажды, но вы наверняка чувствовали что-то подобное. В этом и вся магия — текст не имеет фактического адресата, но все равно способен спасти конкретного человека или сразу нескольких.

Джанет написала книгу во имя стремления к счастью с оглядкой на травмирующее прошлое, где ей чаще показывали как сильно ею разочарованы, чем рады, что она такая на свете есть. Жить зная, что счастье конкретно для тебя возможно, пусть и длится всего мгновение — важная человеческая потребность в любом возрасте. И не имеет значения какой у этого счастья источник — лишь бы был. У Уинтерсон самым волшебным образом вышел текст полный отчаяния и надежды — до слез правдоподобно.

«— Джанет, ты объяснишь мне почему?
— Что почему?
— Ты знаешь, что почему…
Но я не знала, что почему... почему я такая, какая есть... почему не могу ей угодить. Чего она хочет. И почему я — не то, чего она хочет. Чего и почему хочу я. Но одно я знала точно.
— Когда я с ней, я счастлива. Счастлива и всё тут.
Она кивнула. Она, казалось, поняла меня, и я даже подумала в это мгновение, что она передумает, мы поговорим и окажемся по одну сторону стеклянной стены. Я замерла. А она произнесла:
— Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной».

​​​​Первым произведением прочитанным в 2023 стал «Момент» Эми Липтрот. Я взялась за него скорее по старой памяти, ведь в позапрошлом году мне очень понравилась дебютная книга авторки «Выгон». Но от меня сегодняшней «Момент» оказался максимально далеко - это ничего не говорит о качестве текста, только о честном разговоре с самой собой. Я дочитала книгу до конца, но я не смогла найти нынешнюю себя в рассказе привилегированной мигрантки, как сама себя называет Липтрот, которая без каких-либо сложностей и по собственному желанию переехала из шотландской островной глуши в шумный Берлин. Трудно представить более неподходящее время для нашей встречи.

«Мы должны во что бы то ни стало создать собственную контрреальность». Автор этих строк – писатель Генри Джеймс. Так свой девиз по жизни он сформулировал во времена Первой мировой войны, во времена, которые поразили его своей жестокостью, во времена, которые он, как и многие, считал концом европейской цивилизации. Писательство было его спасением.

Созданием контрреальности занималась и Азар Нафиси, авторка документального романа «Читая “Лолиту” в Тегеране». Эта книга 2003 года рассказывает о жизни Нафиси и других знакомых ей иранских женщин после Исламской революции 1979 года и тех книгах, что поддерживали ее в новом государстве.

Отец Азар – бывший мэр Тегерана, мать – одна из первых шести женщин, избранных в парламент в 1963 году. «В 1960-е, когда я росла, у меня были практически те же права, что у женщин в демократических странах Запада. Тогда никому не приходило в голову считать, что наша культура несовместима с современной демократией, что существует некая «западная» и «исламская» версии демократии и прав человека. Все хотели свободы, все жаждали иметь возможности. Поэтому мы и поддерживали революционные изменения: мы хотели иметь больше прав, а не меньше». С тринадцати лет Нафиси училась в Англии, Швейцарии и США, а затем вернулась в революционный Иран, где преподавала зарубежную литературу, писала критические статьи и наблюдала, как понятное ей желание перемен обернулась тиранией: «превратив ислам в инструмент подавления, Исламская революция причинила исламу больше ущерба, чем удалось бы любому ее врагу».

В 1995 году Нафиси устроила у себя в квартире книжный клуб для своих студенток. Некоторые из них уже отсидели в тюрьме за свои оппозиционные взгляды, другие никогда открыто не высказывались против, но к порогу ее дома все они пришли с желанием сказать, что они думают о литературе, мире и себе. На несколько часов все они получали возможность высказаться от своего лица, оставив цензуру за дверью: «Именно там, в этой гостиной, к нам возвращалась вера, что и мы являемся живыми людьми, которые дышат и существуют; и каким бы репрессивным ни становилось наше государство, какими бы запуганными и задавленными мы себя ни чувствовали, мы пытались сбежать от этого и урвать свой собственный островок свободы, как Лолита».

Литература – главный инструмент сопротивления в руках Нафиси, которая лишь однажды пошла на открытый акт неповиновения: в 1981 году отказалась носить хиджаб и была уволена из Тегеранского университета. Сама писательница в одном из интервью призналась, что главная тема ее книги – «роль воображения в создании внутренних островков свободы и противостоянии тирании, как политической, так и тирании времени». Находясь в Тегеране восемнадцать лет, наблюдая за протестами, казнями и упразднением прав женщин, Нафиси часто задавалась вопросами актуальными для дня сегодняшнего: оставаться или уезжать, бороться или принять сложившийся порядок, вина коллективная или индивидуальная? Я не буду говорить, какой выбор она в итоге сделала, хотя он и становится очевидным, если учесть тот факт, что ее книга была издана. Скажу лишь, что женщины и мужчины в Иране до сих пор отвечают на те же вопросы. С начала иранской революции прошло больше сорока лет, но сопротивление репрессивному политическому режиму внутри страны продолжается.

На русском «Читая „Лолиту“ в Тегеране» вышла в августе 2022, а в сентябре полицией нравов за несоблюдение правил ношения хиджаба была задержана и убита 22-летняя Махса Амини. В знак протеста женщины по всей стране начали сжигать хиджабы и отрезать себе волосы, во многих городах начались и до сих пор продолжаются массовые антиправительственные демонстрации, главный лозунг которых – «Zan, Zendegi, Azadi»/«Женщина, жизнь, свобода».

​Первые девятнадцать лет своей жизни Полина Жеребцова провела в Грозном вместе с мамой. Она застала Первую и Вторую чеченскую войну, а потом уехала в Россию. «Муравей в стеклянной банке» - дневник, который она начала вести школьницей, а закончила молодой девушкой.

«Привет! Через 17 дней мне исполнится 17 лет. Я еще ничего не успела. Рядом со мной ссорятся, любят, воюют, умирают, рушат и строят. А я? Пишу Дневник и смеюсь, оттого что не люблю плакать».

От дневника Полины все леденеет внутри, хотя в ее собственной реальности все постоянно горит и взрывается. Леденеет по большей части от того, с какой легкостью прошлое нагоняет настоящее, впивается в него острыми зубами и не отпускает. Встречается так много параллелей с сегодняшним днём, что совсем не остаётся сомнений в невозможности некоторых оставить желание убивать, пытать и калечить.

Полине было девять лет, когда началась Первая чеченская война. Мне тогда было и того меньше - три года. Я тогда ещё слова «война» не знала, а Полина записывала, как знакомый ей мир в ее родном городе превращается в ночной кошмар или что похуже. Перестрелки, взрывы, нищета, голод, смерть и страдание - ни один ребёнок не должен жить в окружении этих слов, видеть и чувствовать их последствия. Полина понимала это с самого детства, но до мужчин, принимающих решения, почему-то до сих пор эта простая истина так и не дошла.

«Обычно я сижу в маленькой темной комнате и думаю так: Что, если бы в мои девять лет не случилась война и мы жили, как прежде? Все соседи дружили между собой, никто не враждовал! Вражду принесли войны на мою землю! Какой была бы моя жизнь без голода, ранений и болезней? Жизнь, в которой я могла бы путешествовать и любить, купаться в реках и озерах, петь песни и вплетать в волосы цветы. У меня не разбомбили бы дом, не отняли здоровье и любимого деда. Я была бы счастлива. Я могла бы пройти по траве, не боясь наступить на мину. Я не умела бы уворачиваться от пуль».

​​Оливия Лэнг авторка в русскоязычной книжной действительности популярная - ее произведения переводят с завидной регулярностью. Я уже читала «Одинокий город» о силе одиночества и «К реке» о пути как способе познания себя. Следующие три я пропустила по причине отсутствия интереса к темам повествования. Однако слова «тело» и «свобода» в одном заголовке щелкнули в моей голове согласием взяться за последний ее на данный момент текст, написанный в 2021 году.

С телом, в отличие от предыдущих лэнговских книг, посвящённых современному искусству или писательскому алкоголизму, отношения есть у всех. У каждой и каждого из нас есть физическое воплощение и на протяжении всей жизни мы находимся в прочной с ним коммуникации: любовь и ненависть, принятие и разрушение, спокойствие и волнение, первый вздох и последний шаг. Лэнг обращает свои рассуждения в сторону опыта, которое наше тело переживает вместе с нами и тех последствиях, которые за этим опытом тянутся.«Тело каждого» - книга об идеях, которые разные люди высказывали о телах в определённых обстоятельствах: на свобода и среди ограничения, на пике удовольствия и в эпицентре насилия, в безопасности и под угрозой, в пределах нормативности и в зоне отличий.

Как и всегда, Лэнг составляет повествовательный букет сразу из нескольких персонажей. На этот раз это Сьюзен Сонтаг, Кэти Акер, Андреа Дворкин, маркиз де Сад, доктор Магнус Хиршфельд, художницы Ана Мендьета и Агнес Мартин и другие. Однако главный герой здесь все же один - психолог и неофрейдист родом из прошлого столетия Вильгельм Райх, с которым все остальные так или иначе связаны. «Авторитарное государство имеет представителя в каждой семье - отца; в этом смысле он самый важный инструмент для государства» - цитата из книги Райха, ярого сторонника сексуального равноправия, который под конец жизни превратился в типичного тирана.

«В молодости Райх понимал, как сеть социальных факторов и прошлых травм формирует индивидуальное поведение, но теперь не мог увидеть, что происходит с ним самим. В молодости он был так смел, так непоколебим, так полон стремления изменить условия жизни наиболее уязвимых среди нас. Потерял ли он рассудок под накопившейся тяжестью потерь, горя и вины, или же дело в том, что даже самые прогрессивные мужчины не могут вытравить в себе культурную установку, что женское тело создано для вымещения плохих эмоций?»

При этом мысли и эмоции самой Лэнг здесь также важны как и мысли всех ее героинь и героев. Она ссылается, цитирует, спорит, соглашается, удивляется и кажется, не теряет связи с реальностью. В разговоре о теле, а уж тем более о свободе в нашем мире рано ставить точку.

«Родиться на свет — значит занять место в схеме отношений с другими людьми, что независимо от твоей воли определяет тебя в ту или иную лингвистическую категорию. Эти категории кажутся естественными и очевидными, но на деле являются социальными конструктами и объектами жесткого контроля. Мы не можем сбежать из своего тела, как мы не можем вырваться из сети противоречащих представлений о том, что это тело значит, на что оно способно и что ему дозволено или не дозволено. Мы не просто отдельные личности, жаждущие и смертные, но представители типов, которым сопутствуют определенные ожидания, требования, запреты и наказания, очень разные в зависимости от того, какое тело нам досталось. Свобода — это не просто удовлетворение материальных желаний по примеру де Сада. Свобода — это когда ты можешь жить без препятствий, ограничений, страданий и угрозы уничтожения, вызванных постоянным насаждением идей о том, что разрешено тому типу тела, в котором тебе выпало жить».

Для меня этот сборник эссе и одного интервью по силе влияния в моем личном рейтинге стоит сразу за «Кинг-Конг-теорией» Виржини Депант. Может быть текст писательницы, мыслительницы и активистки Одри Лорд и не такой яростный, но он также неотделим от своей создательницы - он прочувствованный в каждом абзаце. Все тексты были написаны в 1970-х, и с тех пор считаются классикой мировой феминистской библиотеки.

Неоднородность опыта, множественность угнетения, коллективная сила женщин, разница между гневом и ненавистью, болью и страданием, объединяющие отличия и разъединяющие общности - Лорд говорит о сложном, потому что такова ее жизнь - жизнь женщины, черной, лесбиянки, феминистки, матери. Она объясняет себя себе и другим, и за ходом ее мысли надо успеть, потому что чувствуешь, что там найдётся важное и для тебя.

Рассказывая об этом тексте, как никогда хочется цитировать. Отказывать себе в этом желании я не намерена.

«Я знала, всегда знала, что есть только один способ помешать людям использовать то, кто ты есть, против тебя же — быть честной и открытой, говорить о себе первой, не дожидаясь, пока о тебе начнут говорить они. Это нельзя даже назвать смелостью. Не молчать — это был мой защитный механизм».

«Всякий раз, когда возникает потребность изобразить нечто вроде коммуникации, те, кто получает выгоду от нашего угнетения, призывают нас делиться с ними нашим знанием. Иными словами, объяснять угнетателям их ошибки — обязанность угнетенных. Это я должна просвещать учительниц, которые в школе обесценивают культуру моих детей. От Черных людей и людей Третьего мира ожидается, что мы будем объяснять белым, что мы тоже люди. Женщины должны просвещать мужчин. Лесбиянки и геи должны просвещать гетеросексуальный мир. Угнетатели держат позицию и уклоняются от ответственности за свои действия. Так мы постоянно растрачиваем силы, которые лучше было бы направить на то, чтобы переопределять себя и разрабатывать реалистичные сценарии изменения настоящего и построения будущего».

«Некоторые проблемы у нас как женщин общие, другие — нет. Вы боитесь, что ваши дети вырастут, присоединятся к патриархату и станут свидетельствовать против вас — мы же боимся, что наших детей выволокут из машины и расстреляют на улице, а вы не захотите ничего знать о том, от чего они гибнут».

«Женский гнев может превращать различие в силу через понимание. Ведь гнев между равными рождает перемены, а не разрушение; неудобство и чувство утраты, которые он часто вызывает, не пагубны, они — признак роста».

«Искать силу внутри себя — значит быть готовой пройти сквозь страх навстречу тому, что скрыто за ним. Если я загляну в свои самые уязвимые места и признаю боль, которую чувствовала, я смогу исключить источник этой боли из арсенала моих врагов. Моя история больше не будет служить оперением для их стрел, и это уменьшит их власть надо мной. То, что я в себе принимаю, нельзя использовать против меня, чтобы меня унизить. Я та, кто я есть, и делаю то, ради чего пришла, — служу вам лекарством или резцом, напоминаю вам о том, что есть в вас от меня, когда я раскрываю вас в себе».

«В своей жизненной практике я начинаю проводить разделение между болью и страданием. Боль — это событие, опыт, который необходимо признать, дать ему имя и затем как-то применить, чтобы опыт изменился, превратился во что-то еще: силу, знание или действие.
Страдание же — это повторяющееся, как ночной кошмар, переживание неизученной, непереработанной боли. Когда я живу сквозь боль, не признавая ее, не допуская в свое сознание, я лишаю себя силы, которую могла бы извлечь из применения этой боли и направить на запуск какого-то движения за ее пределы. Я обрекаю себя на то, чтобы переживать эту боль снова и снова, как только что-то похожее пробуждает ее. Вот что такое страдание — будто бы замкнутый круг».

Обложка этой книги обещает своим юным читательницам и читателям (написана она главным образом для детей от 12 лет) приключения с волками, горами и замками. И только самые внимательные заметят на вершине всех этих идиллических иллюстраций чёрную метку - серп и молот. Место действия романа американской писательницы Джессики Каспер Крамер - Румыния под контролем коммунистического правительства. Страну возглавляет диктатор по имени Вождь, который заботится лишь о своём благосостоянии. Ради строительства роскошного дворца в центре Бухареста он снес немало домов, в том числе и дом, который много лет принадлежал семье десятилетней Иляны, главной героини романа.

Самое любимое занятие девочки - сочинять и рассказывать истории. У неё даже есть собственная Большая Книга, куда она записывает каждый свой рассказ. Ее главные слушатели - мама Лиза, папа Лючиан и дядя Андрей. Ее семья, как и многие их знакомые и соседи, живут бедно: квартира тесная, за продуктами надо стоять в многочасовой очереди, электричество бывает в доме редко, а про Вождя и его решения плохо говорить запрещено - за этим следит тайная полиция Секуритате. Все эти невыдуманные обстоятельства делают книгу интересной вне зависимости от года рождения тех, кто собрался ее читать.

Уже во второй главе пропадает дядя Иляны, родители уверены, что его арестовали за публикацию антиправительственной поэмы. Обеспокоенные положением своей семьи, родители отправляют Иляну в деревню к бабушке и дедушке, с которыми та ни разу не виделась. Оказавшись в румынской глуши Иляна пытается сжиться с новыми обстоятельствами - находит классную подругу Габи, учится помогать по хозяйству бабушке и дедушке и продолжает сочинять истории, слушая сказки о ведьмах и двенадцатиголовых драконах. Вот только от правительственного преследования спрятаться не получается - за семьей продолжают пристально наблюдать даже в деревне, а в Бухаресте тем временем готовится революция.

Румынский фольклор и пугающие исторические обстоятельства - именно на их параллельном существовании и держится всё повествование. На мой взгляд в книге идеальный баланс вымышленного и реального, так что роман автоматически становится интересен взрослым и тем, кто в жизни повидал не так много. За сказками о смелой принцессе и белом волке идут разговоры о несправедливости и свободе - истории, которые стоит знать.

«Правда в том, что измениться может не только мир вокруг, но и глаза, которыми ты на него смотришь»

​​В 1940 году в Швеции вышла антиутопия Катрин Бойе «Каллокоин». По всем нам знакомой литературной традиции идея написать роман об ужасах тоталитаризма пришла к Бойе после поездок в гитлеровскую Германию и Советский Союз эпохи Большого террора. Вдохновение, от которого наверняка бы все дружно отказались ради мира во всем мире.

Устройство Империи в «Каллокаине» типично для подобных мест - частную жизнь заменила общественная, война выгоднее мира, свобода мысли граждан - ужаснейшее преступление. Главные государственные ориентиры - военная подготовка и повышение рождаемости на фоне однообразного существования. Главный герой - преданный законам Империи солдат-химик Лео Каль.

«Если в один прекрасный день мы обнаружим, что наши дома обнесены колючей проволокой, неужели мы станем жаловаться на ограничение свободы передвижения? Нет, ибо мы знаем, что это делается для блага Империи. И если когда-нибудь нам придется поступиться свободным временем ради необходимой военной подготовки или отказаться от приобретения излишних знаний, чтобы иметь возможность получить профессию для работы в какой-то самой важной в данный момент отрасли, разве мы станем роптать? Нет, и еще раз нет! Мы полностью сознаем и одобряем тот факт, что Империя – это все, отдельная личность – ничто. Мы принимаем и одобряем мысль о том, что если отбросить технические знания, то значительная часть так называемой культуры – это не более чем предмет роскоши, пригодный лишь для тех времен, когда никто и ничто не будет угрожать нам, если только эти времена вообще когда-нибудь наступят. Простое поддержание человеческого существования и неустанно развивающиеся военно-полицейские функции – вот суть жизни Империи. Все остальное побочные продукты».

В один самый обычный день Лео совершает важное открытие - изобретает сыворотку правды, которую называют в его честь «каллокаин». Как честный гражданин он радостно предвкушает, какое огромное одолжение окажет родному государству, предоставив в свободное пользование проверенное средство по поиску внутренних врагов. Вот только пока он вводил каллокаин в вену всем подряд, сам не заметил, как глубоко погрузился в чужие искренние мысли. Правда, пусть и сказанная под действием химического вещества, оказалась сильнее пропаганды. Непредвиденное побочное действие препарата - больший эффект он оказывает не на тех, в чью кровь попадает, а на тех, кто слышит мысли людей под его воздействием. Защитные механизмы Лео трещат по швам страница за страницей: читатели предчувствуют, что счастливого финала не будет. Не было его и у самой Бойе.

Год смерти Карин - 1941. В это время писательница находится в тяжелейшей депрессии и ухаживает за умирающей от рака подругой. 23 апреля на прогулку она уходит со снотворным в кармане и не возвращается.

​​Наука о мозге не была делом жизни писательницы и научной журналистки Насти Травкиной: в школе и университете она не проявляла к этому человеческому органу большого интереса. Он появился со временем, благодаря ее увлечению киноискусством - дипломная работа во ВГИКе была посвящена крупному плану в кино, а исследование этого понятия логично привело ее к главному органу восприятия. Знания росли, вопросы множились и вот в 2021 году в издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга Насти о нейропластичности - способности мозга изменяться под действием опыта. Настя уверена, что только поняв, как обучается мозг, мы можем сделать свою жизнь в его компании лучше, несмотря на возраст и оценки в школьном дневнике: «без участия мозга невозможно ничего пронаблюдать, подумать, почувствовать или сделать, он — посредник между тем, что мы называем «собой», и всем остальным, что существует вокруг этой воображаемой точки».

В книге шесть глав, в которых личный опыт Насти в познании мозга умело скрещен с научными исследованиями учёных. Как изучать мозг без специального образования? Деградируем ли мы с возрастом? Рождаемся ли одаренными? Какие стереотипы мешают нашему мозгу работать в полную силу? Как появляются вредные привычки? И как несправедливое устройство общества влияет на развитие каждого из нас?

Ответы на все эти вопросы сходятся в одной точке — в борьбе Насти с двумя противоречащими друг другу утверждениями: первое — люди не меняются, второе — измениться легко, если просто захотеть. Стать другим человеком можно, но потребуется соблюсти множество важных условий, и одно из них — крепкое ментальное здоровье. Уж не знаю, осталось ли оно у кого-нибудь в наличии, но вот так. И хотя мне не близка идея непрерывного самообучения и самосовершенствования (намного сложнее от себя отстать и делать лучшее из возможного), книга все же стала ценным источником личных и научных открытий. Отдельного внимания заслуживает глава о проблемах, которые скрываются в исследованиях различий в мозгах мужчин и женщин, которые зачастую притянуты за уши.

«Иногда чтобы проиллюстрировать биологические различия в устройстве мозга, вспоминают о гендерно ориентированном выборе игрушек: девочки чаще предпочитают кукол и игрушечную кухню, а мальчики — машинки и предметы для активных игр вроде мяча. «Видите! Они выбирают разное, значит, они — разные!» Но, возможно, те, кто приводит это доказательство, не учитывают собственную предвзятость: родители, бабушки и дедушки, медсестры, продавцы и воспитательницы в яслях относятся к мальчикам и девочкам по-разному с первых дней жизни младенцев, предлагают им одежду разных цветов и разный набор игрушек. С учетом высокой обучаемости детей нет ничего удивительного в том, что трехлетка выбирает игрушки, к которым его приучали несколько лет.

А что насчет обратной связи? Возможно, игрушки, которые мы подсовываем детям, влияют на развитие их способностей. Действительно, уже в возрасте четырех-пяти лет у девочек хуже развито пространственное мышление, чем у мальчиков, что приводит к их отставанию в решении пространственных задач. А ведь это отставание приводится в качестве веского аргумента в пользу врожденных различий интеллектуальных способностей мужчин и женщин! То, что от рождения до этого возраста несколько лет проходит в процессе интенсивного обучения, не учитывается».

​​Страшно подумать, насколько актуальной стала за время моего чтения книга «Кажется Эстер» украинки-эмигрантки Кати Петровской. Ее автофикшн-роман 2014-го года о семейной истории на фоне второй мировой войны начинается на вокзале в Берлине, а заканчивает у дома в Киеве, где она родилась: «Через три месяца после того, как я поставила точку, здесь, на этой улице, от моего дома вниз к Майдану расстреляли сто человек, участников революции достоинства. Реальность дописывает главы. Я помню растерянность и боль, свою и многих других. И даже какую-то оторопь: как теперь жить или даже просто бывать в этом городе, где в самом центре расстреляли людей? Мы все оказались в каком-то новом измерении. Сначала казалось, что трагичность украинских событий заглушила мои блуждания по полям той войны и мира, как будто моя книга провалилась в позапрошлое время. Но у трагедий, увы, нет срока давности, они «не истекают», не истончаются, особенно если они впечатаны в городское пространство, в места нашей жизни. Сама Кажется Эстер, бабушка моего отца, погибла на соседней Лютеранской улице 29 сентября 1941 года, улице, по которой я все детство ходила в школу».

«Кажется Эстер» - семейный портрет из эвакуированных, выживших, расстрелянных, пропавших без вести и вернувшихся из плена родственников Кати Петровской. Бабушка Роза, дедушка Василий, прабабушка Кажется Эстер (как точно ее звали уже никто и не помнит), прадед Озиель, бабушка Маргарита, бабушка Анна, тетя Лида, двоюродный дедушка Иуда - их биографии так тесно связаны с войной, что по ним можно изучать и всемирную историю тоже. Сама Петровская при этом не берет на себя никаких отстраненных ролей - она не биограф, не историк, не документалист. Дистанция между ней и героями и героинями ее книги слишком мала для сухого повествования без риторических вопросов, умолчаний и внезапных восклицаний. Катю как рассказчицу подводит память, воспоминания отца и матери путаются, старших родственников и вовсе уже не спросить ни о чем, но она настойчиво продолжает примерять безличный ход истории к себе и продолжает идти к собственной исторической правде, не взирая на пробелы и разбивающее сердце подробности. Интересно, что языком своего рассказа писательница выбрала не родной для нее русский, а немецкий, который учила параллельно с созданием книги. Русский - это язык умолчания, ей же хотелось говорить, как жили и умирали ее близкие и далекие.

«Может быть, мне очень хотелось объяснить кому-то, может, даже самой себе, а заодно и людям, живущим в Германии, что от Берлина до Киева такое же расстояние, как от Берлина до Парижа. Моя книга возникла на пересечении бессилия и гнева. И дело не в патриотизме, а в памяти места, во внутренней необходимости описывать, в каком пространстве мы выросли или находимся, пусть и в жанре прогулки. Киев — удивительное и трагическое пространство на сломах культур. О катастрофах, в которых гибнут миллионы невинных людей, невозможно рассказать до конца. Но мне очень хотелось, чтобы Киев был на европейской карте сопереживания, и не только под знаком кровавых земель, а еще из-за красавицы Лёли, Кирилловской церкви и рассказа моей мамы об Ахилле».

Исследовательница и семейный консультант Маша Халеви сделала свой брак открытым в 2012 году. Ей тогда было сорок лет, пятнадцать из которых она провела в моногамных отношениях. Спустя два года она рассказала о перемене статуса в Фейсбуке. Еще через семь лет вышла книга «Полиамория. Свобода выбирать», посвященная не столько плюсам и минусам таких взаимоотношений, а критике культурных стереотипов вокруг классического уравнения «жили они долго и счастливо ВДВОЕМ».

Начинает свой рассказ Халеви по классике с эволюционной биологии, где лебеди не такие уж однолюбы, а наши ближайшие родственники бонобо и вовсе ведут бесстыдную сексуальную жизнь со многими партнерами (самки с большим количеством самцов, самки с самками, самцы с самцами). Увы, но обращаясь к миру животных сторонники и сторонницы традиционных ценностей не найдут там поддержки. Биология не слишком часто дает однозначные ответы, так что где-то рядом всегда бродят культурные представления, которые очень любят делить мир на черное и белое, мужское и женское, допустимое и неприемлемое. Естественное подлежит строгой классификации и оценке. Однако статистика пока идет вразрез с мировой госпрограммой поддержки моногамии: около 60% мужчин и 50% женщин по всему миру имеют внебрачные связи.

За короткой главой о пернатых и хвостатых следуют более сложные размышления из области антропологии, древнегреческой истории и жизненного опыта самой Халеви и десятков людей, чьи любовные связи не вписываются в рамку 1+1. Назвав книгу «Полиамория», авторка вовсе не претендует на превращение всех вокруг в себе подобных. В моногамии нет ничего плохого, если при этом не осуждаются другие варианты партнерств по взаимному согласию. Книга пытается подарить читателям и читательницам еще один вариант свободы - не сексуальной (хотя она неминуемо ждет всех за пределами долгих моногамных отношений), а личностной. Если вы не считаете процесс познания себя уловкой дьявола или психотерапевта, то почему бы не попробовать хотя бы изучить возможные варианты согласованной немоногамии? Я нахожусь в отношениях без измен, страхов и запретов уже семь лет и пока у меня нет сомнений в правильности выбранного жизненного сценария, но я точно не считаю его единственно верным и допустимым. А еще я не знаю наверняка оказалась бы я в этих отношениях будь в моде все долгие годы моего взросления полиамория или отсутствие культа романтических отношений в принципе.

Очень трудно порой найти в себе силы прочитать книгу о травмирующем опыте. Так было с «Моей тесной Ванессой» в прошлом году и с романом «Райский сад первой любви», который я читала в январе. И та, и другая книга не из категории «можно порекомендовать всем» - придётся оговориться, к какому виду боли стоит быть готовыми.

История, рассказанная тайваньской писательницей Линь Ихань - это история насилия. Его источник - мужчина, школьный учитель Ли Гохуа. Его жертва - 12-летняя школьница, Фан Сыци. На этих утверждениях знакомство с книгой может закончиться. Ничего в этом нет страшного, что вы откажетесь пропускать эту историю в свою голову. С другой стороны, каждый такой текст чрезвычайно важен. Читая «Райский сад первой любви» или что-то ему тематически близкое, мы не увеличиваем и не уменьшаем количество зла в мире, но даём себе возможность рассмотреть его в представленных авторами обстоятельствах, и после прочтения продолжить жить с этим знанием. Самое страшное, что можно сделать с историями о травме - отрицать, игнорировать, преуменьшать. Именно от этих состояний и отношений ко злу спасает литература - честная и оттого жестокая к своим читательницам и читателям.

«Терпение — не добродетель. Возведение терпения в ранг добродетели — способ, с помощью которого лицемерный мир поддерживает свой извращенный порядок. Злость — вот добродетель. Итин, ты можешь написать гневную книгу. Подумай, как повезет твоим читателям, ведь они смогут увидеть изнанку мира, не касаясь ее»

Местами захватывающе, а местами слишком категорично о последствиях свободы выбора в любовных отношениях.

​​Желание прочитать эту книгу появилось у меня с первого взгляда - Эйфелева башня на обложке обещала мне путешествие в Париж, вот только его так и не случилось, о чем я почти сразу перестала жалеть. 600 страниц я в итоге провела в Алжире, который был колонией Франции с 1830-го до 1962 года.

Наима, главная героиня романа, как и сама Алис Зенитер, родилась в Нормандии, в семье алжирца и француженки. Ее отец, Хамид, вместе с родителями был вынужден бежать от последствий Войны за независимость Алжира на противоположный берег Средиземного моря в 1960-х. Хамид был ребенком, когда началась война, так что он воспринимал ее как часть увлекательной игры, однако его отец Али, дедушка Наимы, знал, что ждать стоит только плохого. Он до последнего не хотел выбирать ничью сторону: ни бунтующих против французского владычества алжирцев, ни французов - убивали мирное население и те, и другие. Однако как бывший военнослужащий местных формирований французской армии он автоматически получил звание предателя алжирского народа. Каждый новый день в родной деревне увеличивал его шансы на смерть. Важно, что подробно описывая причины и следствия поведения конфликтующих лагерей, Зенитер не забывает рассказать о положении алжирских женщин.

И если первая половина книги это история родственников Наимы, сначала относительно беззаботно живших на родине, а затем сбегающих от ужасов свалившейся на их головы войны, то третья, заключительная часть полностью посвящена ей - попыткам узнать Алжир и страхам, которые пусть и не связаны с войной, но напрямую зависят от ее происхождения. События, случившиеся за несколько десятилетий до рождения Наимы, все еще важны.

Зенитер сделала видимым совершенно недоступный мне ранее опыт. Подобная этой литература - ценный проводник, способный хотя бы на время приглушить стереотипы вокруг расы/гендера/класса и расчистить дорогу к конкретной человеческой судьбе, которая никогда не бывает типичной. Каждый из нас сложнее, чем цифры из статистики.