Однако, например, имам аш-Шафии, основатель третьей правовой школы шафиитов, сказал об этом хадисе: «Этот хадис заключает в себе треть знания». Ни много ни мало треть знания. Почему? Да потому, что через намерение устанавливается личная связь человека с Богом.
И только в шестом эпизоде объясняется причина падения Иблиса — он был джинном, а джинны, в отличие от ангелов, наделены свободной волей и могут впадать в грех
Бог подвергает нас тяжелым испытаниям, но в конечном счете всегда избавляет от них. Мы не понимаем смысла тех испытаний, через которые проходим. Человеку не под силу понять природу зла. Единственное, что ему доступно, — принять ее в доверии творения к своему Творцу, даже в том случае, если разум наш отказывается понимать и возмущается
Аллах желает вам облегчения и не желает вам затруднения
артикля al и слова ilāh (божество), т. е. «этот Бог»
Анализируя различные формы любви, Ибн Араби приходит к выводу, что все они в конечном итоге сводятся к взаимной любви между Творцом и Его созданиями, но только в человеке любовь Бога встречает осмысленный отклик. И вот познание осуществляется в процессе погружения влюбленного в предмет его любви, то есть Бога. Эта любовь безрассудна в том смысле, что она отключает от познания разум с его формализмом и включает надрациональное, сверхчувственное вкушение, которое единственное способно постичь божество. Любовь, если она искренна и всепоглощающа, отрицает саму личность человека (фана’), растворяя его бытие в бытии Бога. Главный вывод Ибн Араби прост: любовь есть причина и движущая сила бытия вселенной, не будь ее, ничто не существовало бы [171].
А вот Руми, чтобы объяснить формулу единства ал-Халладжа «Я — истина», сравнивает мистика в состоянии фана’ с бруском железа, брошенного в печь и раскаленного до такой степени, что этот брусок считает себя огнем, хотя сущностное единство не может быть достигнуто.
Именно в таком состоянии поглощенности мистики иногда произносили изречения, которые не только не укладывались в рамки традиционных взглядов, но были чужды даже умеренному суфизму. Это своего рода то, что называется шатхийат (от ед. шатх) — теопатические речения, парадоксы. К ним как раз и относится изречение ал-Халладжа «Я — истина» или Бистами «Субхани». Мне бы хотелось подчеркнуть, что основной пафос суфизма состоит все-таки в утверждении главного коранического положения «Нет божества, кроме Бога», то есть в утверждении первой части шахады, но для суфиев это положение не было простой законнической констатацией. Его необходимо было не только осознать, но и глубоко пережить, освоить на индивидуальном уровне. «Нет божества, кроме Бога» означает, что невозможно поклоняться ничему и никому, кроме истинного Бога. И это поклонение должно быть не только культовым, но и поклонением в любви, поклонением любящего любимому.
достичь состояния «бака’» — пребывания в Боге, и испытать «вторичное отделение» или «собирание собирания», джам‘ ал-джам‘. Человек возвращается к жизни из небытия совершенно преображенным в абсолютное «Я» [169].
интерпретацию понятий «фана’» и «бака’» предложил японский ученый Тосихико Изуцу. Он объясняет «фана’» как полное исчезновение осознания собственного «Я», когда остается только абсолютное единство реальности в ее чистоте, как абсолютное сознание до его раздвоенности на субъект и объект. Сами суфии определяли такое состояние термином джам‘ (единство, собранность). Суфий переживает возращение к тому моменту, когда был Бог и не было ничего другого. Затем человек может
то такое стоянки и состояния? Макам (стоянка) — это некая длительная стадия, суфий достигает ее в основном своими собственными усилиями, то есть она относится к категории деяний, а вот хал (состояние) — это уже дар Божий.
