тот, кто берется за чтение автора-садиста вроде Набокова, должен иметь под рукой энциклопедии, словари и записные книжки, если желает понять хотя бы половину из того, о чем идет речь
Ти-ри-бом. И еще раз – бом! Нет, я не сошел с ума, это я просто издаю маленькие радостные звуки. Так радуешься, надув кого-нибудь. А я только что здорово кого-то надул. Кого? Посмотрись, читатель, в зеркало, благо ты зеркала так любишь.
Он считает, что избранный им мир – это рай, “небеса которого рдели как адское пламя” (с. 276)[71]. Он первым открыл и описал эти пороки, эти муки и неизъяснимые чары, неслыханные и неведомые до того, как Гумберт закончил свой мемуар. Очевидно, набоковскому гению доставляет удовольствие тешить себя отзвуками из третьеразрядного сочинения вроде “Долорес” Суинберна[72].