вырастает спрос на развлекательную культуру, предлагающую зрелище, которое приглашает зрителя к соучастию, а не поучает его.
Произведению искусства присуще единство, делающее возможной совершенно особую форму рассказа — интерпретацию. Оно не связано априори с каким-либо методом или точкой зрения: произведение допускает применение различных методов и отвечает на множество вопросов. Для акта толкования нужны только произведение и персона, а именно персона интерпретатора, представляющая собой столь же открытое единство, собственно, работа. Произведение хочет быть понятым, а зритель стремится его понять.
делаю такой акцент на истоках дисциплины, поскольку поклонение идеализированной истории, которое ретроспективно оказалось присуще буржуазному обществу, нам уже не знакомо. Майкл Подро68 в книге «Критически настроенные историки искусства» (The Critical Historians of Art) писал об этом под рубрикой, посвященной мотивации к переменам. «История искусства без имен», как окрестил ее Генрих Вёльфлин, могла обойтись даже без самих художников, ведь они опять-таки казались просто ее исполнительными органами. В «Основных понятиях истории искусства. Проблема эволюции стиля в новом искусстве» (Kunstgeschichtliche Grundbegriffe: Das Problem der Stilentwicklung in der neueren Kunst) Вёльфлин писал: «Должна же наконец появиться история искусств, где бы шаг за шагом было прослежено возникновение современного ви́дения <…> [и] в систематической последовательности». Тогда «история стиля будет описана как непрерывная последовательность», захватывающее дух движение во времени, исполненное абстрактной красоты и логики.
